Железнодорожные сербские сны

Из мрака времени, словно из горного тоннеля,  вырывается  яркий луч фонаря и доносится знакомое «чух-чух-чух». Это спешит, торопится маленький неутомимый Чира, уставший стоять в депо вечности. Из тумана забвения вырастают железнодорожные станции, наполняясь гомоном давно ушедших людей. В дверях администрации важно появляется «шеф станицы» в отутюженной форме и начищенных до блеска ботинках, поправляя и так безупречный узел бордового галстука. Суетятся пассажиры. Неторопливо шествуют всегда спокойные и невозмутимые путевые обходчики. Выносит свой лоток «буреджия», и аромат жареного мяса смешивается с запахом дыма и цветущей липы. Ах, какое было время, друзья мои, какое время!..

Почему Чиру назвали Чирой?  Одни  исследователи считают, что Чира – это милое сокращение имени Кирилл, в переводе с греческого — «господин».  Поскольку путешествие на поезде долгое время считалось господским вариантом передвижения, паровозик и назвали Кирюшей.  Другие эту версию отрицают: откуда, возмущаются они, простой сербский крестьянин мог иметь такие тонкие познания в греческом языке? Чира был маленьким, вагоны тоже – отсюда напрашивалось сравнение с маленькой курочкой-чирицей, но, естественно, мужского рода.

..И как люди раньше жили без железной дороги? Совершенно не понимаю! В Белграде стали задаваться этим вопросом в 1886 году, когда стало ясно, что без «пруги» между столицей и Колубарским бассейном просто не обойтись. Возьмём хотя бы Обреновац. Чтобы попасть в Белград сначала нужно было фиакром доехать до Забрежья, а там пересесть на один из трёх пассажирских пароходиков со звучными именами «Буян», «Королева Мария» и «Белая чайка». Такое путешествие занимало почти половину дня!

Поэтому, когда 16 сентября 1908 года, задорно дав первый гудок, маленький Чира отправился в путь из Обреновца в Валево, ликованию народа не было предела. Весь город и его окрестности гуляли три дня под трубачей и народное коло. Посмотреть на это чудо приезжали со всей страны.

А в кабине машиниста сидел приглашённый из Австрии Эрнст Стихерман – собственных-то кадров пока не было. Между прочим, этот «иностранный кадр» вскоре влюбился в местную красавицу – Босильку Виченкевич. И любовь его была столь сильна, что ради женитьбы на «лепотице» из Забрежья австриец перешёл в православную веру и сменил имя на Душан Бившич. Позднее он получил от короля Александра медаль за участие в Албанской кампании. Как всё же запутана наша история: австриец на Первой мировой проливал кровь за Сербию, а сербы Воеводины шли в бой под знамёнами Австро-Венгрии…

 

Забрежье тогда славилось не только красавицами. Благодаря появлению железной дороги этот посёлок разросся и даже обзавёлся двумя гостиницами. А всё потому, что стал настоящим узлом, связывающим Вену и Будапешт с побережьем Адриатики. Хотите верьте, друзья мои, хотите нет, но уже в 1925 году обреновчане садились в поезд на своей родной станции, а через два дня выходили на перроны Дубровника. Самое удивительное, что в направлении Белграда поезда стали ходить напрямую только через три года: инженеры долго ломали голову над тем, как провести пути через Умку и Барич, славящиеся своими оползнями. Пришлось прорубить два тоннеля — один рядом с упорно сползающей в Саву Умкой, другой — на Чукарице.

И опять гулял весь город. Шутка ли – Белград  оказалась так близко, что можно было запросто отправиться туда на работу или за покупками. Школярам же стали доступны столичные театры и библиотеки. А само путешествие! Вы представить себе не можете, друзья мои, как даже сейчас загораются глаза бабушек и дедушек при воспоминаниях об этих маленьких вагонах и огромных тоннелях, где все тайны действительно покрывались мраком. Целых два раза на пути в Белград можно было тихонько  подержаться за руки или даже поцеловаться. А если первое чувство ещё не успело прийти, просто повизжать от души, всполошив простодушных селянок, начинавших испуганно креститься, а потом и ругать юных непосед.

 Где же вы теперь, милые сербские селянки?  Как ждали вас обреновчане на Петров день и Крстовдан, когда приезжали вы на городские ярмарки-вашары!

Ещё в маленьких вагончиках, как только останавливался Чира на нашей станции, переодевали  вы свои одетые наизнанку юбки и, выйдя на перрон при полном параде, тут же скрывались за вокзальной стеной, чтобы нанести на лица белила, подкрасить сгоревшей спичкой брови и нарисовать ею же маленькие кокетливые родинки. И только после такого вот марафета выплывали вы пред очи с нетерпением ожидавших вашего появления мужчин, готовые поражать их своей неземной красотой!  Выход на перрон – это было не просто так. Это было Действо! И дамы, работавшие в Белграде, возвращаясь в субботу в Обреновац всё тем же Чирой, понимали это не меньше, чем крестьянки. Их  прибытие тоже ждали, и не только представители сильного пола, но и девочки, стремившиеся на свидание со столичной модой: ах, какие причёски! Какие юбки! Какие рукава!..

Где вы теперь, тётка Вера Павнович, снабжавшая обреновских девчушек модными журналами и новыми романами Мир-Ям? Где ваш вечный «конкурент» Милош-новинар, бежавший вдоль вагонов  с кипой газет, выкрикивая на ходу: «Кошмарное происшествие в Бариче! Кум упал в колодец!.. Трагедия в Белграде! Гимназист предпочёл смерть разлуке с возлюбленной!» Где продававший жареную рыбу Еша или предлагавший уставшим пассажирам мороженое и бузинный сок Трпа-македонец? Где Сава-цыган, забиравший привозимые из Белграда новые фильмы для местного кинотеатра и потому вечно сопровождаемый толпой мальчишек?  А обреновская легенда, Диша –буреджия, чьи буреки специально приезжали отведать и из Белграда, и из Валева?  Так хочется думать, что вы есть где-то там, на туманной небесной станции сербских снов.

И где-то там есть ресторация, обязательное станционное  кафе, куда приходили посидеть не только пассажиры, но и не собиравшиеся пока в путешествие горожане. Ведь это  был удивительный мир, в котором обитатели перрона с интересом рассматривали пассажиров, а пассажиры наблюдали за жизнью станции. Помните, друзья мои, дизельэлектропоезд Бухарест-Синая, вносивший бесподобное оживление в маленький румынский городок? Если бы Михаил Себастьян провёл несколько часов за столиком железнодорожной ресторации Обреновца, в его блокноте точно бы появилось немало пометок для новой пьесы.

А по праздникам на перроне играл железнодорожный оркестр. Начальник станции, друг (товарищ) Глишич, временно становился дирижёром. И музыкально одарённых сотрудников у него хватало! Сам «шеф станицы» принёс эту идею из железнодорожной школы, где тоже был оркестр — студенческий. Музыку считали не менее важным предметом, чем все технические дисциплины и иностранные языки. Да-да, друзья мои, французский и немецкий были обязательными для изучения, а лучших выпускников посылали на стажировку в Бельгию и Францию. Какой раскатистый марш могли «урезать» эти ребята пятнадцатое апреля, в День железнодорожника! Эх, какой марш!!!

За годы, прошедшие с первого Чириного гудка, в Обреновце появилось немало железнодорожных династий. Жили семьи работников станции недалеко от вокзала, в Чаршии — месте, ставшем удивительным благодаря его обитателям. Во-первых,  здесь  можно было увидеть не только сербов, но и бошняков, македонцев, черногорцев, венгров, хорватов – всех, кого свела вместе наша «пруга». Хозяйки обменивались рецептами, дети совершенствовались в языках.  И не было панибратства или, напротив, презрения между машинистами и обходчиками, техниками и кочегарами. Разница чувствовалась только в зарплате.

Но сын путевого обходчика Чеда Цветкович, с нетерпением ждавший воскресенья, когда отец покупал ему белый хлеб, выбегал на улицу поиграть с друзьями, абсолютно не задумываясь над тем , что они – дети инженеров, а, значит, могут есть этот самый хлеб каждый день. Не было тогда «не своих кругов»: была одна большая железнодорожная семья. И старый Обреновац до сих пор с благодарностью вспоминает и отдавшего шестьдесят лет нашей дороге  машиниста из Забрежья Христивое Перича, и «шефа станицы» Глишича, и путевых обходчиков Младена Райковича, Богдана Тодоровича, Любу Новаковича… Всех помнит.  Как и этот старый дом — самое первое наше вокзальное здание, в котором жила когда-то железнодорожная династия Бошковичей.

Как точен был наш маленький Чира! По нему сверяли часы на всех одиннадцати станциях от Белграда до Обреновца. Как много радости и надежд он привозил с собой! Как бурлила жизнь в самых отдалённых сёлах, рядом с которыми прошла «пруга»!.. А потом всё кончилось.  Вышел   приказ от 15 мая 1968 года о закрытии узкоколейки.  Вождь указал на необходимость развивать автобусное сообщение, благо нефть в то время была дёшева. Так маленький Чира вмиг оказался нерентабельным.  Вы не поверите, друзья мои, но в тот день, когда маленький трудяга в последний раз покидал наш перрон,  многие плакали. Рельсы были убраны всего за несколько дней, появились шоссе. И только железнодорожный мост через Колубару продержался чуть дольше. Смерть ему была уготовлена более, чем громкая:  его взорвали в 1970 году специально для фильма «Герои Келли».  Вот они, Клинт Иствуд, Дональд Сазерленд и наш погибающий мост.

Вот такие дела, друзья мои. Сейчас железнодорожная станция стала автобусной. Нет там больше прежней радостной суеты. Старые липы, посаженные здесь когда-то специально, больше не укрывают своей листвой  многочисленных пассажиров и зевак. Думаю, они скучают по этим людям точно так же, как тоскуют по своим пассажирам и воеводинские каштаны – обязательный штрих каждой местной станции. Тоскуют. И как Сербия видят свои железнодорожные сны…

Вера Соколова