Одна семейная история
Давно это было. В южном сербском селе Моклиште жила большая семья Станоевичей. Ничем от других она не отличалась: работа от зари до зари да семеро по лавкам. Младшенький из девяти ребятишек, Величко, только-только отметил восемнадцатилетие. Парень он был работящий, здоровья отменного, симпатичный к тому же, поэтому девчонки на него заглядывались. Но сам Величко был влюблен в красавицу Чеву, семнадцатилетнюю сироту, жившую со старой слепой бабкой, про которую поговаривали, что она, дескать, немножко ведьма. Парни поэтому Чеву побаивались: характер она имела взрывной, язычок острый и, в отличие от большинства селянок, очень ценила независимость. Этакая эмансипированная дама начала двадцатого века — ошибка сербской природы.
Но Величко это не смущало. Упрям он был в своего родителя до невозможности. Воспитывал его тата, воспитывал — а все без толку. Уж коли в его голову что втемяшилось — пиши пропало. Стал Величко Чеву обхаживать. А она только смеется и глупости придумывает: влюблен, говоришь? А переночуй-ка в заброшенном доме на окраине села, куда частенько вампиры наведываются… А спустись-ка в ущелье, где в прошлом году три овцы заплутало, и принеси мне воды из текущего там ручья… В общем, все в таком духе. Но Величко не возражал и все прихоти зазнобы выполнял.
Родитель растревожился не на шутку — пропадает парень, а зачем, спрашивается, ему в доме такая невестка? Вот и решил он сына женить. В те времена мнение молодых никто не спрашивал. Ушел парень овец пасти или на виноградник, скажем, вернулся — а в дому уже невеста ждет: пожалуйте к венцу. Но с Величко этот фокус не прошел! Неделю «воевал» он с батюшкой, в синяках ходил, но от слова своего не отступал: жениться могу, но только на Чеве. И точка.
Неизвестно, сколько бы продолжалось это семейное противостояние, если бы папаша не встретил на ярмарке в Нише цыганку, которая раскинула карты на кафанском столе и объявила, что счастье рядом с домом Станоевичей стоит, да только хозяин его на порог не пускает, и потому счастье это утирает слезы левой рукой, а на руке этой — тоненький голубой браслет! И надо такому случится, что возвращаясь из Ниша и пребывая в глубокой задумчивости по поводу цыганского гадания, встретил наш селяк Чеву, а на левой руке у Чевы был… Ну, вы поняли. И грозный папаша тоже кое-что понял, поэтому в тот же день дал сыну свое добро на свадьбу с бедной своенравной сиротой. Договорились, как водится, на осень. Да только год был 1914-й, и на пути семейного счастья встал печально известный Гаврила Принцип.
Величко ушел воевать и пропал. Несколько месяцев — ни весточки. Через год парня мысленно похоронили, и только Чева каждый день (!) собирала на стол нехитрый ужин — а вдруг любимый именно сегодня вернется? Времена были тяжелые, выживали, как могли. В родных горах было ой, как небезопасно — не проходило и дня, чтобы болгарские солдаты, в основном, дезертиры, не ограбили или не убили кого. А что делать, если и скот пасти надо, и поле с виноградником в порядке содержать? Вот и шли крестьяне в горы на свой страх и риск. Да и не крестьяне, в большинстве своем, а крестьянки — мужчины-то на фронте.
Некоторые домой возвращались. Вот Живоин, к примеру, вернулся. Без ноги, правда, но работать может — уже счастье! Как только Чева узнала о его появлении в селе, тут же примчалась спросить, не слышал ли что-нибудь сосед о ее Величко? Оказалось — нет, разошлись их пути-военные дорожки еще осенью 1914-го… Да и о фронте инвалид такое рассказал, что все еще больше поверили, что нет Чевиного жениха на этом свете! А Живоин так прямо сказал: не жди, а лучше… выходи за меня замуж! Кумушки тут же принялись ее уговаривать — не проспи, мол свое счастье! Все, что было, быльем и поросло, а тут замуж зовут! Радоваться надо и под венец бежать.
Выслушала их Чева, ничего не сказала, а на следующий день обнаружили селянки домушку ее заколоченной, а пару коз привязанными к соседской ограде — присмотрите, мол, ушла я. «С ума сошла девка,-сделали вывод крестьянки, — от счастья своего убежала…» Неделю судачили о Чевином «выверте», а потом и думать забыли — война каждый день приносила новые известия, все больше страшные и горькие.
Прошло еще два года. И погожим майским деньком Чева в село вернулась, да не одна, а с Величко! Как и где она его отыскала, я могу только догадываться — ничего конкретного свекровь мне рассказать не смогла. Знаю только, что добралась Чева аж до Галиции, ухаживала за ранеными в одном из госпиталей, где и нашла своего жениха. Был он тяжело контужен, ходил с трудом, говорить не мог, но какое это имело для нее значение? Главное — живой!!! Короче говоря, привезла его Чева домой в село и такой любовью, такой заботой окружила, что парень встал на ноги и только небольшая хромота и заикание напоминали о пережитом.
Обвенчались они сразу по возвращении, нажили пятерых детей и жили душа в душу, несмотря на два непростых характера. Счастье их уместилось в двадцать три года, а потом Величко пропал где-то в огне Второй мировой. «Судьба такая, — говорили кумушки, — первый-то раз Чева его у смерти отвоевала, но чему быть — того второй раз не миновать». Чева же прожила на этом свете восемьдесят три года. И каждый вечер на семейный стол, за который никогда меньше десяти человек не садилось, ставила она еще три прибора: для мужа своего и двух погибших на фронте сыновей. Ведь пока человек живет, есть у него надежда!
Вера Соколова
