Секрет долголетия по-балкански
Один завсегдатай рассказывал мне про старика, которого каждый четверг недели в течении трёх месяцев приводил в кафану один из 12 правнуков. Деду было столько лет, что никто (включая его) и не знал, книги рождённых там, где и когда он родился, не велись. Условно ему было 111, когда он последний раз выпил свою рюмку ракии и вышел на новый путь. К тому времени он был слеп и глух, вот зачем требовались правнуки.
К чему это я? Да вот, услышал одну передачу по радио, где велись пересказы каких-то там учёных, что ведут исследования в данной области, прибегают к каким-то диетам, режимам. Весьма унылым, скажу я вам, далёким от посещения кафаны. И последнее разумеется не залог прожить больше 60-70, пожалуй, даже напротив. Но как говаривал Хантер С. Томпсон: «Жизнь должна быть путешествием до могилы не с намерением прибыть в сохранности и красивом, хорошо сохранившемся теле, а скорее въехать с заносом, в клубах дыма, полностью вымотанным и изношенным, громко провозглашая – “Вот это поездка!». Который, к слову, написал следующие строки: «67. Это на 17 лет больше, чем 50. На 17 больше того, в чем я нуждался или чего хотел. Скучно» прежде чем спустить пусковой затвор отделяющий его лично от вечности и его мозги в частности от шлифованной поверхности рабочего стола.
Вообще же секреты долголетия, я не скажу жизни вечной, ибо ничто не вечно под луной, можно свести к нескольким видам глупости их авторов:
1. Первый – самые тупые, где-то к полтиннику бездарно потратив драгоценное время на отравление жизни, обман и хождение по головам своих одновидовых собратьев, вдруг испугавшихся смерти и ответа пред вечностью за свою глупость, увлёкшиеся спортом, диетой, тренингами и прочим шарлатанством, ни в коей мере не исключающими ни кирпич на голову, ни трамвайные рельсы добро орошённые аннушкиным маслом. Но даже пренебрегая последним весьма вероятным суждением, жить долго так конечно можно, вопрос только — зачем?
2. Вторые чутка умнее и залог вечной жизни алчут в детях. Что однако не честно по отношению к последним, которые вполне вероятно ничуть не желают быть чьим-то там продолжением.
3. Третьи тешат себя надеждой остаться а памяти потомков. Что в свою очередь упирается в разницу между самомнением, отношением к твоему творчеству и деятельности у окружающих, заслуженности оной в глазах потомков, а самое главное: его величества случая.
Мне почти близко изречение, что повторял мой батя, пусть ему и не принадлежавшее, однако полностью им исповеданное. Сколько языков ты знаешь — столько жизней и прожил. К слову, он худо бедно говорил на 13, и в их числе не было сербского (забавно, правда?). Прожил отец мой меньше 60, если считать в годах, и был полностью удовлетворён сим фактом. Не сам готовился к смерти, словами одного известного поэта потерянного поколения, а себя для неё готовил. Из чего я делаю вывод, что он был ближе к истине, чем те три дебила, о которых говорил в начале.
Тем не мене, я дерзнул расширить его теорию, ссылаясь на пример балканского деда. Дело даже не в языках, дело в том, насколько глубоко и тем самым по-настоящему долго ты проживаешь каждый глоток ракии, каждую затяжку сигареты, прочитанную фразу, голос друга, прикосновение любимой, смех ребёнка, дуновение ветра на гребанной остановке посреди нигде и пылищи в твою рожу от мимо проносящихся машин по страде. Если всё это и многое другое ловить, замечать, растягивать, то и 37, коих я уже разменял у смеющейся кассирши, протягивающей мне чекушку и стопку мелких купюр, оказывается вполне достаточно. И я готов сказать: «кой черт?! А почему бы и нет!? Но пока посмотрим».
